Учитель словесности. Роман. Часть четырнадцатая
15 час. 30 мин. 06. 09. 1992 г.
Она просила прислать машину, – сказал я, входя в зал. Джентльменов явно поубавилось, как и машин во дворе. – Как старушка, еще не «божий одуванчик»? – В самом цвету. Мотыгой машет, как молоденькая. – Настя всегда была такая. Неугомонная. Ты давно её не видела? – обратился Дмитрий Владимирович к матери. – С Ваней и Ве… Борисом ездили. Но давно. Лет пять назад. Да, точно пять лет. В 87-м. Им обоим по семьдесят стукнуло. Ездили праздновать. Неделю у нее гостили. Потом на Ваниных похоронах. – Я тоже давненько с ней не видался. Завтра пошлю машину. Ты не будешь против, Зоя, если она погостит у вас немного? – Буду только рада. Поживет у меня до сорока дней. Ванина комната свободна. – Я, к сожалению, даже до девяти не смогу. Дела. – Понимаю. Мне с Настей будет хорошо.– Мам, мы пойдем в мою комнату. Не будем вам мешать.
– Спать хочешь? – спросил я Виктора, когда мы очутились у меня.
– Хочу, но не усну.
– Сейчас уснем, только предупрежу, чтобы нас не кантовали. Есть хочешь?
– Можно.
За обедом я расколол одну из оставшихся двух таблеток пополам и мы с Витьком закушали их рассольником, который только сейчас доваривался на плите и, который так и не удалось вкусить БС.
– Ежели судить по эффекту и целая таблетка вырубает почти на сутки, то мы рухнем на девять часов. Позвони Зинке и предупреди, чтобы по моргам и ментовкам не звонила. Вали всё на смерть Бориса Семеновича, дескать, дел невпроворот, и всё такое. Буду, мол, не раньше завтрашнего вечера.
Звони быстрее. Минут через пять поплывем.
Я вышел в зал.
– Мам, мы с Витькой сейчас рухнем часов на много. Просьба не беспокоить. К телефону не звать. Шкафы по квартире не передвигать. Будить только в случае объявления сухого закона во всероссийском масштабе, – я зевнул. – Всё, до завтра.
– До свиданья, – прищурился Дмитрий Владимирович. – Не иначе, как «колесики» употребили?
– Йес! – я зевнул еще раз.
Витька сопел воронкой кверху. Храпеть будет. Ну и хрен с ним. Пусть!
09 час. 15 мин. 07. 09. 1992 г.
Утро вечера мудренее, но «отход» от этой таблетки – жутчайший. Во рту как кошки насрали, и все тело, особливо, – грудь, словно в тисках зажаты. Это мы употребили только по половинке таблетки, а если бы по целой? А ежели – все четыре колеса? Могила!
Витьки в комнате нет.
На кухне с маменькой чаи распивает.
– Здрасьте, – сказал я. – Пожрать бы чего?
– Жарь себе яичницу, – ответила мать. – Звонил Дмитрий Владимирович. Через полчаса вас будут ждать у судебных экспертов.
– Дядю Борю получать?
– Не паясничай! Да, нужно забрать и привести тело. Дмитрий Владимирович привезет двоих своих парней, и вас двое. Управитесь?
– А гроб?
– Уже там.
– Лихо работает ваш Дмитрий Владимирович. Он хоть кто?
– Я тебе говорила, что это старый друг отца и Бориса Семеновича.
– Я имею в виду « ху он кто»? Токарь? Пекарь? Дипломированный разбойник? Больно шустр и ухватист твой гость!
Мама махнула рукой и ушла.
Я закулинарил себе яичницу на хохляцкий манер: сало, лук, дольки помидоров плюс 4 яйца.
– Витек, примешь половину?
– Я уже принял, вдобавок ко всему, еще и рассольнику откушал. Жор страшный. Правду люди говорят, что после наркоты ужасно кушать хочется, – ответствовал сытый Витек.
Я тоже покушал достаточно и вычистил сковородку ломтиком хлеба. Съел и хлеб.
Витек уже отстрелялся, дымит в форточку.
– Сегодня у нас понедельник?
– Да, – сказала вернувшаяся мать. – Мальчики, поторопитесь. Дима из гостиницы звонил рано.
Машина под окном. Шарахаться по Анечкиному мосту не надо. Успеем.
Шикарный гроб. Латунные ручки, похож на большие антресоли с нашего шкафа, и цвет такой же, ореховый. Такие саркофаги я только по телевизору видел, когда вождей на лафете возили. Отца хоронили в сосновом. Древесина была мокрая, гробина – тяжеленный. Весил он в три раза больше, чем высохший отец.
Взяли вчетвером. Тяжело, но удобно. Ручки по бокам очень кстати.
– Отвезете Бориса на этом катафалке, – сказал Дмитрий Владимирович, расплачиваясь с «безенчуками».
– Там квартира опечатана. Я утром выходил, посмотрел. Бумажная лента на месте.
– Распечатают к вашему приезду. В квартире Бориса будет постоянно дежурить представитель органов. Саш, знаю твой язычок и очень прошу в полемику с ним не вступать.
Откуда он знает про мой язычок?
– Согласен, – сказал я. – Можно его просто не замечать? Не человек, а шкаф или, лучше – табуретка.
– Лучше и не придумать! – Дмитрий Владимирович сел в белый «Опель», махнул нам рукой и сорвался с места.
– Лихо! – позавидовал я вслух.
Двое от Дмитрия Владимировича – в катафалк, мы – в «копеечку». Лихо рвануть с места не удалось. Движок взревел перед смертью и заглох окончательно.
Пришлось кланяться на дороге. Шофер на серой «Волге» вошел в наше положение за полтинник.
Возня с табуретками
Через полчаса, нашими усилиями и словесной поддержкой с лавочки у подъезда, мы затащили гроб в квартиру БС и поставили на две наши табуретки. С табуретками подсуетилась мать. Третья «табуретка», то есть пришлый соглядатай из отделения милиции, стоял дополнительной мебелью, участия в установке гроба не принимал, но и не мешал.
Мама завешивала простынями мои любимые книжные шкафы, до предела набитые томами, к социалистическому реализму никакого отношения не имеющими.
Открывать гроб не стали.
– Что еще, мам?
– Поешьте все четверо у нас на кухне. Тут управятся без вас.
Представитель власти, прикидывающийся табуреткой, проводил нас до входной двери и сам же дверь прикрыл.
– Когда еще тебе двери открывать и закрывать блюститель будет? Больше не дождемся, – резюмировал я. – Гадость сказать нельзя. Обидно.
Кроме громкого чавканья, на кухне не издали ни звука. Я, блюдя инструкции, тоже не пытался занять гостей светской беседой. Хорошая нынче погода в Лондоне, и всё такое.
Своих мрачных мыслей набежал целый хоровод.
Покушав, двое из ларца Дмитрия Владимирова, дружно сказали: «Спасибо, всё было очень вкусно!» и исчезли. Курили у окна, вдруг: дым есть, двоих нет.
– Топотни у нас сегодня и без траурных забот будет предостаточно, – сообщил я Витьку. – Этих сволочей видел дворник дядя Федя и Костик Румянцев. Помнишь Костика?
– Зинку нужно навестить. Баба в полном неведении, извелась напрочь.
– Это можно. С неё и начнем, она на службе?
– Какая служба? У Светки свинка. Ты, кстати, болел свинкой?
– Послужной список из детских болезней в свое время заполнил полностью. Хиляк я был рахитичный, поэтому папашка меня в секцию и поволок с патриотическим лозунгом: «Укрепляй мускул и тело с пользой для военного дела».
Зинка заохала, побежала позаботиться насчет завтрака.
Любопытный народ, эти дамы. Узнать бы подробности. Да побольше, да пострашней.
– Зин, ты брось по сусекам скрести. Мы откушанные. Дважды за утро. Ты вот что лучше, скажи-ка ты нам адресок твоего первого хахаля. До Витьки. Ну, не злись и не тушуйся, я ведь полностью в курсе, как семнадцать лет назад Витек увел тебя у хулигана. Он уже вышел из мест?
– Да, даже звонил недавно. И не шпана он вовсе.
– Не придирайся к словам. Это для образности восприятия. Как его кличут? «ФИО» и все такое…
– Леонид.
– Это я помню, дальше: клички и прочие анкетные данные.
– Бурый у него кличка, а фамилия – Бурков.
– Чем он занят сейчас? Можешь ему позвонить?
– Могу. Занимается он тем же, чем и раньше – рисует. Он очень хороший художник. Картины пишет и продает на Добролюбовке. Именно его неплохо берут иностранцы. Стиль у него особенный, ни на что не похож.
– Ты позвони обязательно, предупреди, а то свалимся, как снег на голову. Здрасьте, я тот подлец, чей друг твою девчонку семнадцать лет назад умыкнул. Несолидно.
– Что вы затеяли?
– Ничего особенного, нужна консультация. Он сколько отсидел?
– Семь и шесть. Последний раз амнистировали.
– Я что-то помню о подделках икон.
– Да, первый раз за подделку. Но он думал, что копия нужна для музея. А её продали за границу. Скандал был большой. В газетах писали. Второй раз он вообще не при чем. Кто-то продал его старую копию, а вышли на Алексея. Опять скандал. Посчитали рецидивистом и через показательный суд еще шесть лет дали. Только через пять лет посадили настоящего продавца, а Лёшу еще год продержали.
– Не позавидуешь! Так ты не откладывай, прямо сейчас и позвони, пусть назначит рандеву, где ему удобнее. Тринадцать лет – это срок!