Учитель словесности. Роман. Часть шестнадцатая
Мамочка-старушка всплеснула руками, увидев перед собой такой боезапас.
– Мам, я с друзьями у себя, – сказал Леша и поцеловал мать в щеку, – а ты настрогай нам всего понемногу. Остальное – в холодильник. Там постной говядины взяли для тебя. Ставь на плиту. В комнатушке Алексея все стены были завешаны холстами, и холст же был заряжен в мольберт. Свежак. Только что загрунтован. Журнальный столик весь завален выжатыми тюбиками из-под краски. Расчистили его просто – смахнули все тубы в консервную жестяную банку из-под томатной пасты, а на стол две газеты в развернутом виде.
– Что вы, ребята, хотели от меня узнать? – спросил Леша, когда мы поставили пустые стаканы на стол и потянулись за аппетитными на вид, но пресными, как свежий кабачок, импортными огурчиками.
– После первой не узнаём, – ответил я и сразу налил по второму.
Витек забеспокоился.
– Машину кто будет вести?
– Ты или никто! – ответил я и потянулся за патриотической квашеной капустой, поданной матерью Лешки отдельно, в глубокой глиняной миске.
– Так что же? – спросил Леша, когда мы закурили.
– Хотелось бы просветиться насчет городских приблатненных, местных авторитетах и прочих уголовных элементах. Такая информация есть?
– Сколько хочешь.
Местные авторитеты
– Понимаешь, убили друга моего отца, и матери тоже. Он был и мне другом. Перерезали горло. Нанятые люди. Обещали за простое зондирование, без смертоубийства, по тысяче долларов на брата. Пошерстить старика и заплатить за это удовольствие несколько штук в баксах, такое может себе позволить только очень обеспеченный человек. Может, удастся выйти на того, кто благословлял их на этот подвиг.
– Но ты же говорил, что его зарезали?
– Да, но это не входило в задание. Некто Сидор психанул и полоснул Бориса Семеновича по горлу, а второй держал его сзади.
– Просто так убивать никто не будет. Он должник?
– Не думаю, скорее – ему должны многие.
– Это, в принципе, – одно и тоже. Такой Сидор есть.
– Ты его знаешь?
– Встречались однажды. Тупой, но с претензиями на атаманство в городе. Я ему по просьбе приятеля незаслуженный собор с крестами на спине выкалывал.
– Это же наказуемо в уголовной среде, всё равно, что мне в пьяном виде надеть маршальский мундир и командовать армией.
– За хранение этой тайны мне было приплачено особо, а мне тогда был один хрен, в глубокой жопе торчал, только откинулся с зоны. В карманах пустота космическая.
Я вкратце пересказал о ночных приключениях Костика в гаражах.
– Это – Устин. По описанию и машине – точно он. Только Устин на «мокрое» не пойдет. Жизненное кредо у него не то – обыкновенный аферист мелкого пошиба.
– Может быть, нужда заставила, мало ли что может случиться? Задолжал, к примеру?
– Нет, он не из этой оперы. Слепить «фуфло» – вот настоящий Устин. Но убийство, даже заказное, даже за неоплаченный долг – не его профиль. Я более чем уверен, что этот «Тонус», которым он командует, задуман для конкретных махинаций. Этому он обучен.
– Убийство не было заказано, Всё произошло случайно. Один из его попутчиков в ту ночь был в квартире Бориса Семеновича. Это абсолютно точно!
– Я Устину вывеску делал для офиса. Тогда он и предлагал мне у него поработать. Суть дела не прояснял, что-то темнил, поэтому я от предложения не отказался, но обещал подумать. Думаю уже третий месяц. Вывеску мою увидите сразу. На стекле, во весь фронтон. Не очень-то мне климатит опять лезть на рожон и связываться с криминалом. Рецидивист.
– Нам бы адрес этого Устина.
– Контора у него в старом купеческом доме. Там при коммунистах «Дом труда» был, помнишь?
Я кивнул. Как не помнить, когда я уезжал со Светкой в Ижевск, ГорОНО попило моей кровушки в этом доме. Они были на втором этаже.
– Теперешнего адреса я не знаю. Раньше он жил в Тупиковом переулке, у цирка.
Я раздал по третьему стакану.
– У тебя фотографии убитого нет? – вдруг спросил Алексей.
– Зачем тебе?
– Он сидел?
– Неоднократно, но все больше в сталинские времена. Маленький альбомчик в «бардачке» есть. Сейчас принесу.
Знакомая личность
Около «жигулёнка» крутились два паренька лет пятнадцати. Один вставал на цыпочки у передней дверцы и силился взглядом выудить содержимое полураскрытого «бардачка».
– Что, огольцы, надо? Магнитол в машине не оставляем. Киздить нечего.
Мальчишки молча отошли и уселись на ближайшую лавочку.
Я извлек подарочный альбомчик, похожий на кляссер для марок, искать фото не стал, а прихватил весь.
– Высоко сижу, далеко гляжу! – сообщил я пацанам. – Увижу из окна вас у машины, собаку спущу, а она с вас – штаны. Устраивает такой оборот?
– Да мы просто так, дяденька!
Вот я и «дяденька»! Финал.
– Вот! – я протянул раскрытый альбомчик. – Это отец, рядом – мать, вот этого и убили.
Лешкин взгляд и без моей подсказки остановился на БС.
– Этого?
– Фото трехлетней давности.
– Лицо очень знакомое. Видел и не раз. Только вот не припомню где. Теперь буду мучиться и, пока не вспомню, – не успокоюсь. Натура такая. Лицо, определенно, знакомое.
Так, как его кликали?
– Борис Семенович Финкельштейн.
– Ни о чём не говорит. Еврей?
– Самых чистых кровей.
– Нет, мужики, нужно сосредоточиться. У меня зрительная память феноменальная. Я на спор за пятнадцать секунд запоминал полсотни разных предметов и ни разу не промахнулся. Тютелька в тютельку! Я обязательно вспомню.
– Желательно, чтобы это произошло поскорей, Леш, сам понимаешь.
– Вспомню я, ребята, может сейчас, может через час, но обязательно вспомню. Лицо у него очень характерное.